Фигаро тут, Фигаро там, или Какая связь между Севильей и анкерным спуском?
Сегодня невозможно включить телевизор без того, чтобы не стать гостем той или иной викторины. Так вот, представьте, что вы – участник одной из этих популярных передач. И вам задают вопрос: «Какое отношение имеет некий небезызвестный цирюльник из города Севилья по имени Фигаро к анкерному спуску в ваших современных модных часах?» Вопрос на засыпку, верно? Тем более что, честно говоря, и связи-то между ними никакой нет. Зато между автором бессмертных комедий о Фигаро и упомянутым часовым приспособлением связь имеется и притом самая прямая.
Дело в том, что еще до того, как Пьер-Огюстен Карон де Бомарше прославился, как один из величайших драматургов всех времен и народов, он совершил настоящую революцию в тонком и точном ремесле часовщика, к гильдии которых он принадлежал по праву рождения.
Сын парижского часовщика, родившийся 24 января 1732 года, после долгого и
нелегкого ученичества достиг вершин мастерства и в возрасте двадцати одного года совершил открытие, которым спустя почти два с половиной столетия пользуются современные его коллеги. Об этом стоит рассказать подробнее.
Так вот, дело в том, что к середине XVIII века уже существовали часы, как стенные, так и карманные. Только вот точного времени они, к сожалению, не показывали. Часовщики Европы отчаянно искали способы решения проблемы неравномерности хода часового механизма, но некоторые считали, что это не удастся сделать никогда. В Париже и Вене, Лондоне и Берлине вельможи и простолюдины измеряли время с точностью примерно до получаса. Пьер Карон де Бомарше поклялся свести эту погрешность к нулю и добился своего, изобретя новый спуск. А вот далее произошла история, которую Бомарше вполне мог бы использовать в одной из своих пьес.
Летом 1753 года пост королевского часовщика занимал некий Жан-Андре Лепот, человек, безусловно, заслуженный и знающий. Он был, кстати, членом Королевской Академии наук и незадолго до этого изготовил для Люксембургского дворца первые горизонтальные стенные часы, наделавшие много шуму. Этот самый Лепот частенько захаживал в мастерскую отца Пьера и заинтересовался изысканиями молодого подмастерья. Пьер, польщенный вниманием столь известной в часовом мире персоны, рассказал Лепоту о своем изобретении. Провели сравнение, как сказали бы сегодня, «тестирование».
Уложенные в футляр, опечатанные и открытые двумя днями позже часы Пьера Бомарше показывали точное время плюс-минус минута, часы Лепота, подверженные тому же испытанию, при сравнении с часами соперника, казались испорченными. Опытный мастер был поражен. И тут Пьер поступил весьма легкомысленно. По просьбе Лепота он отдал ему механизм с новым спуском, дабы мэтр установил его в настенных часах. При этом Лепот заверил доверчивого изобретателя, что никто не сможет заглянуть внутрь этих часов, поскольку он снабдил их воздушным заводом, придуманным им самим, а ключ от часов будет только у него.
Каково же было удивление и негодование Бомарше, когда спустя некоторое время он прочитал в одной из крупных парижских газет заметку. В ней сообщалось, что «господин Лепот представил недавно его величеству часы только что им сделанные, главное достоинство которых заключалось в спуске…»
Далее следовало описание спуска, который был точной копией изобретения Пьера.
Лепот даже не дал себе труда изменить какую-нибудь из характеристик механизма, как наверняка сделали бы сегодня для того, чтобы присвоить себе авторство, гораздо более искушенные в искусстве плагиата наши современники. Лепоту и в голову не приходило, что он, грандмастер, известный всей Европе, может опасаться протеста со стороны какого-то никому не известного мальчишки-подмастерья.
Однако, королевский часовщик совершенно не знал человека, которого с такой наивной наглостью намеревался обокрасть. В середине ноября того же 1753 года в той же газете появилось письмо некоего молодого человека: «С неподдельным удивлением, мосье, прочел я в вашем сентябрьском номере о том, что господин Лепот, часовщик Люксембургского дворца, объявляет, как о своем изобретении, о новом спуске для карманных и стенных часов, каковой он, по его словам, имел честь представить королю и Академии.
Мне слишком важно в интересах истины и моей собственный репутации отстоять свое авторство на изобретение его механизма, чтобы я мог промолчать по поводу подобной неточности». Далее будущий драматург, ибо это был, естественно, он, изложив суть уже известных нам событий, продолжает: «Мог ли я помыслить, что господин Лепот сочтет возможным присвоить спуск, который, как это видно, я доверил ему под большим секретом». Бомарше просил публику не верить на слово Лепоту, пока Академия не рассудит их спор, решив, кто из них двоих создатель нового спуска.
Таким образом, королевская Академия наук встала перед необходимостью разрешить спор между никому не известным юным подмастерьем и одним из наиболее почтенных своих членов. Пьер тем временем переслал секретарю Академии запечатанный футляр, в котором содержалось его изобретение, представленное на различных стадиях разработки. Были назначены двое уполномоченных, которые вскоре представили пространный доклад о предмете тяжбы.
После его чтения и обсуждения Академия вынесла свой вердикт.
Он гласил: «…Истинным создателем нового спуска признать господина Карона [Бомарше – А.З.]. Господин Лепот лишь скопировал это изобретение…»
Эта победа Пьера имела огромное значение для всей его жизни и карьеры. Пьер был приглашен в Версаль. Сам король Франции, Людовик XV, заинтересовался «битвой» часовщиков. Пьер явился во дворец и был принят монархом, которого позабавила смелость молодого человека. Осмеянный и опозоренный Лепот вынужден был вскоре уступить свое место и звание королевского часовщика Бомарше.
Король пожелал первым иметь часы с анкерным спуском и сделал Пьеру заказ. Пьер, отнюдь не страдавший застенчивостью, не ограничился только тем, что вручил часы монарху, но и по его просьбе подробно рассказал о тонкостях часового ремесла, в частности, опровергнув распространяемое его недоброжелателями мнение о том, что новый спуск мешает делать часы плоскими и маленькими. Как видите, вкусы не так уж сильно изменились – миниатюрные часы уже тогда были в моде.
Пьер с успехом выполнил новый заказ короля. Последний был так доволен, что пригласил Пьера на свою утреннюю церемонию одевания. Людовик приказал Бомарше продемонстрировать свои плоские часы присутствующим вельможам, давая соответствующие пояснения. Никогда еще подобная честь не выпадала на долю простого ремесленника, и все по достоинству оценили это. Вельможи торопились последовать примеру короля и заказать Пьеру модные часы. Им, однако, пришлось встать в очередь, ибо иметь самые маленькие часы производства нового мастера пожелала всесильная фаворитка короля, маркиза де Помпадур.
Пьер поспешил выполнить ее заказ. Маркиза была крайне удивлена, получив через некоторое время футляр… с перстнем. Восторгу ее не было предела, когда оказалось, что часы были вмонтированы в оправу вместо камня. Людовику XV, пожелавшему как следует рассмотреть это произведение искусства, пришлось позаимствовать у Пьера увеличительное стекло. «Мой Бог, – восхищенно воскликнул король, – да ведь они всего в четверть дюйма в диаметре! Как же они заводятся, я не вижу ключа?». Оказывается, для завода на тридцать часов достаточно было всего один раз повернуть золотое кольцо вокруг циферблата. Пьер также презентовал дочери короля, принцессе Виктуар, миниатюрные часики, имевшие циферблаты с обеих сторон корпуса.
Бомарше получает доступ в Версаль. Он очаровывает дочерей короля и становится
их учителем музыки. Но это только начало. Какие только роли в дальнейшем не приходилось играть в жизни этому необычайно и разносторонне одаренному человеку! Он был крупным дельцом и финансистом, издателем и тайным агентом королей Людовика XV и Людовика XVI, выполнявшим в Европе их деликатные поручения. Он, как никто другой во Франции, много сделал для того, чтобы североамериканские колонии Англии отстояли свою независимость.
Да, мир знал Пьера Карона де Бомарше во многих ипостасях, и, наверное, профессия часовых дел мастера – не главная из них. Однако, неизвестно, стал бы Бомарше тем, кого мы знаем, не подари ему судьба в начале жизни эту многотрудную, но славную профессию.
